1

…Вечернее небо над городом было абсолютно безоблачным, однако, время от времени, с него срывались редкие искрящиеся снежинки, подкрашенные заходящим солнцем в цвет затухающих угольев. Сегодня небесный купол над Нижним Тудымом был особенно красив; глубокий кобальтовый оттенок придавал небесам какую-то мягкую, вкрадчивую глубину, в которой хотелось затеряться взглядом.

Следователь воровато огляделся, но на узкой улочке, петляющей за домами не было никого. Здесь даже не постарались убрать сугробы — по этой тропинке подъезжали к задним дворам угольщики, за последние несколько недель обленившиеся настолько, что добирались только до площади. Неудивительно: морозы даже для этих краев стояли необычайно суровые, и уголь раскупали как перед концом света.

Убедившись, что его никто не видит, следователь высунул язык и, зажмурившись от удовольствия, поймал пару снежинок. Язык сразу онемел и неудивительно: солнце уже садилось и на "погодной доске" башни магистрата дворник в тулупе, ругаясь, выводил мелом цифру "-27" — реомюровы градусы .

— Фигаро! Как вам не стыдно!

Следователь вздрогнул и поднял голову: голос Марты Бринн, его квартирной хозяйки, грянул, похоже, прямо с небес.

Прямо над его головой из распахнутого окна, подобно грозному божеству, карающему всяческого рода разгильдяев, высовывалась тетушка Марта собственной персоной. Сходство с божком-карателем дополняли клубы пара, вырывавшегося из окна и тут же застывающего ледяной искрой: сыновья Марты Бринн не жалели угля на растопку, ну а кухня в доме не останавливалась, похоже, никогда вообще.

— Фигаро! — Моложавое лицо хозяйки дома исказила грозная гримаска. — Я так и знала! Вы тут прячетесь!

— Прячусь, Тетя Марта! — следователь помахал ладошкой в пушистой вязанной варежке. — А что сегодня на ужин?

— Кролик, квашенная капуста и блины с вареньем! Но если вы сейчас же не зайдете в дом, то будете ужинать вчерашними галетами! Я ни за что не подам на стол остывшего кролика! Ни! За! Что!

— Уже иду. — Следователь тяжело вздохнул. — А… Этот… Он еще здесь?

— Здесь, здесь. И, похоже, собирается ждать вас до самой ночи. Только он ждет в тепле, а вы морозите себе зад. И кто кого пересидит?

— Это верно, — Фигаро сморщился, — у меня ноги уже порядком… О, черт, да я их, похоже, уже отморозил!

— Да и ботиночки у вас не по сезону… Марш домой, господин следователь! Живо!

…Дойдя до ворот, следователь с опаской выглянул из-за створки и посмотрел во двор.

Во дворе стоял вагон.

Это был самый настоящий железнодорожный вагон старого образца: зеленая будка с шестью окошечками по бокам и печной трубой на крыше. Из трубы поднимались колечки дыма, намекая на уют и тепло, а за оконными стеклами, занавешенными похожими на ресторанные салфетки желтыми шторками, трепетал керосиновый свет ламп.

Разумеется, вагон был кардинально переделан: всю ходовую часть заменили на широкие полозья, проблесковые маячки сменили габаритные фонари, а вместо локомотива к вагону пристегнули паровую самоходку от "Фродо и СынЪ" — старый, но надежный "Гоббит Студебеккер" с прорезиненными колесами. В кабине самоходки, закутавшись в потертую шинель, дремал шофер.

Фигаро глубоко вздохнул, точно перед прыжком в прорубь, пробормотал ругательство и потопал к входным дверям по расчищенной в сугробах дорожке, раздумывая, не переночевать ли ему в своем новом доме на Большой Жестянке, но ремонт должен был закончиться не ранее, чем через месяц, а спать среди мешков с цементом и бочек краски следователю не хотелось. К тому же что-то подсказывало ему, что настырный соискатель найдет его и там.

В прихожей, как всегда, стояла жара и кухонные ароматы, заставившие желудок следователя жалобно заскулить — Фигаро ничего не ел с самого утра. Он с облегчением стащил с плеч тяжелую бобровую шубу, которую тут же подхватил невесть откуда появившийся Хорж — старший сын тетушки Марты, снял валенки и с наслаждением сунул ноги в домашние тапочки.

Хорж, который, наконец, дожевал торчавший изо рта пирожок, задумчиво посмотрел на следователя и покачал головой.

— Однако, ваше сиятельство, уж и прилип к вам этот сквалыга! Токмо, думаю, все одно надо с ним побалакать, а то добром вы его не сдыхаетесь, верно говорю!

— Это да, — следователь поджал губы. — Вот сейчас и поговорим. И хватит мне "вашесиятельствовать", надоел уже. С городским головой третьего дня в снежки кидались — сам видел! А мне тут церемониал устроил, понимаешь…

— Так точно, ваше сиятельство! Виноват! Идемте скорее, а то жратва простынет.

…Фигаро уже привык, что люди в этом городе не оправдывают его ожиданий: жандармское начальство тут походило на столичных денди, инквизиторы — на оголодавших студиозусов, а милейшего вида интеллигентный колдун вполне мог попытаться снести вам башку. Но господин, что уже четыре часа ожидал его в столовой и, к великому недовольству следователя, уже приступивший к поеданию его, Фигаро, кролика, являл собой один сплошной ходячий стереотип.

Точнее, сидячий. Фабрикант Франсуа Форинт, из лютецианских Форинтов, ответственный директор и совладелец тудымской Пружинной Фабрики, сидел на грубо сколоченной лавке у обеденного стола и, аккуратно заправив за воротник белоснежной сорочки салфетку, уминал кроличью ножку, то и дело макая ее прямо в соусницу.

В Форинте было, от силы, локтя четыре росту, но из-за своего высоченного цилиндра черного бархата он казался много выше (на это, похоже, и расчет, подумал Фигаро). Ручки и ножки у фабриканта были тоненькие, словно спички, зато брюхо… Казалось, что Форинт слопал небольшой монгольфьер, который затем затянул в лоснящийся черный фрак и клетчатый жилет. Из жилетного кармана красиво спускалась тонкая часовая цепочка червонного золота, а вот бриллианты на пуговицах были великоваты и навевали мысли о переехавшей в город дорвавшейся сельской моднице. Зато усы у фабриканта были — обзавидуешься. Великолепный напомаженный руль с лихо загнутыми концами сверкал под крючковатым носом Форинта, вызывая непреодолимое желание за него дернуть.

Фабрикант обернулся — колко сверкнул золотой монокль на правом глазу — а в следующую секунду рука Фигаро уже тряслась, крепко сжатая цепкими напудренными пальцами.

— М-м-м! — промычал фабрикант, все еще дожевывая немалый кусок кролятины. — М-м-м-м!

— Да, — вздохнул Фигаро, — я тоже рад встрече, господин Форинт. Да вы присаживайтесь…

— М-м-м-м! Угум! М-м-у-угу!

— Да, погоды нынче стоят жутковатые. Зима в этом году расходилась. А только декабрь…

— М-м-м-мугум!

— Спасибо, здоровье в порядке. Не стоит беспокойства.

Фабрикант, наконец, дожевавший мясо, отпустил руку следователя и, отдуваясь, плюхнулся обратно